Антонина
Голубева Интервью с Машей Шорстовой
|
Маша Шорстова на съемках Гарема |
А это какое-то отделение, филиал в Новосибирске?
Это было так: «Глобус» в то время был на пике своей славы и имел финансовую возможность организовать курс ГИТИСа, чтобы подготовить себе молодую, крепкую труппу с хорошим образованием (новосибирское театральное училище к тому времени несколько «сдулось»). И поэтому возникла идея брать ребяток из этих двух студий, чтобы они параллельно играли в театре и учились. Мне повезло: я была практически единственным человеком «с улицы» - все остальные ребята по несколько лет занимались в этих студиях. Набрали курс со «счастливым» числом студентов: тринадцать. Четыре года я училась и работала, причем график был нещадный: примерно 24-29 спектаклей в месяц (это были сказки). Плюс нас задействовали в своих спектаклях приезжавшие ставить в Новосибирск спектакли известные театральные режиссеры: Б. Морозов, А. Морозов, Фокин и многие другие – то есть, такой «цвет» питерской и московской режиссуры. Конечно, было трудно, но я считаю это время счастливым, потому что мы росли, как в инкубаторе, с высокими театральными идеалами, что и сформировало всех нас. После второго курса случился конфликт между директором театра и его художественным руководителем, и последний вынужден был уйти (сейчас он музыкальный руководитель в Малом театре). Поскольку он был моим театральным «папой», я, в порыве горечи и досады, решила, что мне тоже надо в Москву. Но я все-таки закончила институт, получила свои гитисовские «корочки», летом работала на Алтае, заработала денег и уехала в Москву. Здесь начала показываться по театрам, в некоторые из них меня взяли, но я осталась у Гурвича в «Летучей мыши». Не знаю почему… Возможно, потому что к тому времени в драматическом театре мною уже было сыграло шестнадцать ролей, и я понимала, что придется начинать сначала, с: «Кушать подано!» Это даже не вопрос амбиций, просто не хотелось долго «сидеть» в театре, хотелось работать в том режиме, в котором я уже привыкла работать. А у Гурвича была возможность поучиться тому, чего я не умею: танцевать, петь, степовать – поработать в другом жанре. Все-таки драматический театр формирует человека…депрессивным…
Маша в роли Эвиты |
Почему?
Материал такой: Достоевский, Чехов, Островский. Да и вообще мировая драматургия основана на человеческих страданиях. А мюзикл – это такая легкость, радость! Когда я смотрела спектакли Гурвича, думала: «Господи, отчего я не умею веселиться?!» К сожалению, Григорий Ефимович вскоре умер, но его жена, которая вела театр два года по всяким жизненным рифам и которая фактически и взяла меня в театр, давала мне работать. И хотя у Гурвича был свой курс (мои одногодки), мне давали шансы. А я ими воспользовалась со всей яростью молодой девочки, которая хочет работать, хочет чему-то научиться.
За год до того, как в «Летучей мыши» начались проблемы, на один из спектаклей пришли Саша Цекало и Саша Яцко. Они позвали меня и Марата Абдрахимова поучаствовать в мюзикле по роману В. Каверина «Два капитана». Мы сказали: «Ха-ха-ха! Мюзикл по «Двум капитанам»…»
Но прошло полгода, и в театре дела шли плохо, было много трудностей, а мне позвонила Эва Бледанс и сказала: «Маша, хватит сидеть на пятой точке! Иди в «Норд-Ост: там нужна девушка со славянской внешностью». И я пошла.
На кастинге я спела романс «А напоследок я скажу…», после чего Цекало попросил меня исполнить какую-то патриотическую песню. Я выбрала «Солнечный круг», но помнила только один куплет (нужно было два как минимум). Кое-как мы с ребятами вспомнили третий куплет:
Слышишь, солдат,
Видишь, солдат:
Люди пугаются взрывов.
Счастье – на век,
Солнце – на век –
Так повелел человек.
И очень долго не получалось это спеть, потому что все время начинал кто-то смеяться. В итоге я спела этот куплет, но закончила его так:
Счастье – всегда,
Небо – всегда –
Так повелел человек.
Не в рифму, но не важно! Остались записи, и сейчас, когда их пересматриваешь, становится очень тепло, хотя и немного грустно. Меня взяли. Чувства, скажу честно, были смешанные: многие вещи мне в самом начале не нравились. Это относилось не к материалу, а к взаимоотношениям с артистами: до этого я не встречала такой жесткости. Я ведь росла «облюбленная» в театре и знала, что если меня «бьют по голове» – значит, я могу лучше, но ленюсь, поэтому нужно просто собраться и работать. А тут, в коммерческом проекте, человеческий фактор затирался отношениями по договору, и это было неприятно. Но постепенно все сгладилось (думаю, решающую роль сыграл интересный коллектив, труппа).
Маша в роли Кати
Татариновой |
Маша в линейке ансамблевых ролей
|
Маш, а когда вас набирали в «Норд – Ост», то сразу распределяли роли, или же вы все были в ансамбле и не предполагали, кто в итоге сыграет главных героев?
Вообще, в театре есть традиция не говорить артисту ничего: считается, что он лучше всего работает, когда ничего не знает, но очень хочет. Если он знает, что идет на роль, то успокаивается и начинает «курить в конце коридора». Мне кажется, что такой подход правильный: поблажек быть не должно. Поэтому мы ничего не знали, хотя и предполагали: в расчет ведь берется и внешний типаж, и голос, и много-много других качеств.
А тебе не кажется, что «Норд – Ост» – это тот спектакль, где интереснее быть в массовке?
Не интереснее, просто безответственнее! Ведь если говорить о роли Кати Татариновой, например, - она прописана досконально. Предлагаемые тебе обстоятельства - бесконечные смерти, трудности – очень тяжелы, их трудно играть. Для их воплощения времени очень мало, поэтому необходимо сильно концентрироваться, чтобы вложить такую глыбу информацию в эту крупинку сценического времени. Кроме того, вокально партия Кати не очень удобна, поэтому элементарно очень устает голос.
Маша в отрывке из мюзикла «Кошки» |
Неужели ты каждый раз заново пропускаешь через себя все те обстоятельства, которые предлагаются тебе образом и спектаклем?
Конечно, я воспитана так в профессии. НО, думаю, что отыграть 100 спектаклей подряд так не возможно. Вот все говорят, что мы отличаемся от западных артистом тем, что мы проживаем, а они мастерят. Не правда это. Они просто проживают все каким – то другим способом. Знаешь, если ты будешь постоянно давить себе на больное место, то в конце концов просто перестанешь эту боль чувствовать. То же происходит и с ролью: сначала, когда ты думаешь о предлагаемых обстоятельствах, они тебя трогают; но со временем твой организм перестает на них реагировать. И возникает такой соблазн что называется «халтурить»! Особенно, если ты знаешь роль «от» и «до», мимика и голос делают все за тебя. Поэтому, чтобы тратиться эмоционально, нужно проводить над собой каждодневную колоссальную работу: думать об этом, накапливать эмоции, смотреть на партнеров, слушать музыку. Были в моей жизни спектакли, в которых я так и не смогла «взять» материал. Не потому, что ленилась, - просто еще не нашла все ключи к себе.
Были ли такие роли, которые вообще не хотелось играть?
Были.
То есть приходилось постоянно трудиться?
Я к этому отношусь так: в жизни ничего не бывает случайно. Если сейчас что-то есть, то нужно это брать и делать. Может быть, потом это окажется самым ценным твоим грузом, ведь ты научился это делать через «не хочу». Работа у меня любимая, поэтому, если она есть, я буду извлекать пользу из любого ее проявления, делать ее на сто процентов и получать удовольствие. Сколько ты стоишь – столько ты и есть! Сегодня ты играешь такие роли, завтра –другие: никто не застрахован от взлетов и падений. Бывает, конечно, сопротивление к материалу, но у меня такого явного сопротивления в жизни не было ни разу. Меня научили увлекать себя работой, погружаться в нее и раскапывать то, что было бы интересно, чем бы хотелось впоследствии поделиться. Это и есть работа над ролью.
Маша в роли Эпонины из мюзикла «Отверженные»Концерт «Норд-Ост и мировые мюзиклы» |
Актерство для Маши Шорстовой – это профессия или жизнь? Смогла бы ты делать что-то иное, если бы с театром отношения не сложились?
До недавнего времени для меня это было жизнью. Сейчас, пожалуй, это профессия. Может, потому что я взрослею и мне уже не страшно, что эту профессию, возможно, придется когда-то поменять. Не известно, как сложится жизнь. То, что я делаю, я очень люблю. Мне нравится именно результат, то, что мне профессия дает. Ведь на актеров ложится огромная ответственность. Сейчас такое время, когда нужны примеры, и то, что ты транслируешь со сцены, формирует общество в том числе. Поэтому нужно быть человеком в первую очередь. Мне не нравится то, что сопутствует профессии (хотя, никуда от этого не деться): амбиции, тщеславие. Самое ужасное, что эти болезни заразные и ты не можешь до конца проконтролировать, болен ты ими или нет. Но есть множество почитаемых мною артистов, которые ведут совершенно иной образ жизни. Они от этого не менее популярны – от этого они великие и свободные. Я хочу равняться на них.
А в «Гарем» ты пошла не за популярностью?
Да нет…Вообще, эта история очень странная. Недавно была на сайте и перечитывала свои интервью и дневники… Да, на тот момент все мною сказанное было правдой, потому что после каждодневной однообразной работе в «Норд–Осте», вдруг стало не понятно, где я – где не я, чего хочу я сама, а не Катя Татаринова? И меня этот процесс начал «съедать», хотя я и старалась себя постоянно развлекать: читала, что-то учила, тренировалась, плавала. Но все равно эта работа высасывала из меня все соки. Во-первых, я не думала, что пройду в «Гарем»: мне казалось, что эта история про для меня. Но меня взяли и сказали, что главное условие
– быть самой собой. И я его честно выполняла: что думала, то и говорила – ни шагу в сторону. Это бы хороший опыт: Африка, интересные люди, много новых знакомых и даже друзей. Кроме того, я получила хороший урок того, что нельзя говорить никому, а что – скрывать, потому что это всегда видно. Но я все-таки считаю, что вытянула счастливый билет, посланный мне судьбою, не понятно за что. «Гарем», в общем – то, ни во что и не вылился. Единственное – иногда узнают в метро, и тогда иронично думаешь: «Слава меня настигла!» Хотя смешно слушать, когда артисты говорят, что слава их не интересует. Я допускаю, что такие люди есть. И я тоже очень люблю свою профессию, можно сказать, что я ей «служу» (в широком смысле этого слова). Но как избежать всех соблазнов? В «Гареме», допустим, была такая проблема: все вроде считали, что я милая, а оказалось, что человек жесткий. Да, я жесткая, требовательная, в первую очередь, к себе и через себя – к другим. Если кто-то меня за это осуждает и при этом может аргументировать, я, конечно, прислушаюсь, но выводы сделаю, все равно исходя из своего жизненного опыта и личных ценностей. Слава – это результат; он может быть, а может и не быть. И это, опять – таки, наверное, предопределено: если есть на мою жизнь доля успеха, популярности, благополучия, - это никуда не денется, я все равно это получу. А если этого нет, то я просто буду хорошим человеком, – надеюсь! - буду работать, трудиться, выйду замуж и рожу детей. Значит, такая у меня судьба!
Ты все время говоришь о шансе, о судьбе…В «Гареме» упоминали о твоем увлечении йогой. Что она для тебя?
На самом деле, интерес к йоге у меня меркантильный. Я пыталась заняться этим серьезно, читала Рериха – мне было безумно интересно. Запретное слово «медитация» воспринималось мной как некое таинство, которое можно постичь только в одиночестве, сосредоточившись. Но это – прямой путь в психбольницу, честное слово! Потом я немного изучала психологию с эзотерическим уклоном и постепенно пришла к выводу, что все, что из области шизофрении, мне не подходит. Все эти вещи на самом деле простые, нормальные – никакой мистики в этом нет – и к этому так и нужно относиться. Если хочется измениться, то надо сделать это удобным для себя способом. Я хочу развиваться, я хочу расти, но если я буду перебарщивать, то ничего хорошего из этого не выйдет. Поэтому то, чем я занималась: йога, тайчи – может быть, даже и вещи-то не совместимые. Но я к этому отношусь как к возможности остановиться, вырваться из этого бесконечного жизненного круговорота, медленно дышать и думать: что тебе нужно, а что нет.
Маш, а не тяжело тебе все время думать, анализировать? Не хочется иногда просто забыть обо всем и поступать так, как хочется? Ведь когда начинаешь копаться в себе, то находишь много чего неприятного?
Конечно, такие мысли есть. Сидишь и думаешь: «Ну как же так: есть кто-то, кто так поет, и он при этом, такой - рассякой, пьет и курит, совсем не занимается вокалом, живет, как хочет, - и у него все замечательно! А ты, сколько ни работаешь, в чем только не отказываешь себе, а все равно твои возможности ограничены!» Вот это – зависть. Но я себя ловлю на мысли: а толку-то что? Что с этим делать? Можно пропитаться собственным ядом и превратиться в некое гадкое и завистливое существо. Но можно подумать о том, что каждому – свое. Эти вещи банальны, затерты, но в итоге-то они и правильны! Я не могу сказать, что я человек независтливый, но, с другой стороны, полно людей, у которых и этого нет. К счастью, меня природа наградила такой волей, что если я вижу что-то, что мне нравится, то просто начинаю работать над собой. Хотя в актерской профессии есть такое «но»: можно научиться многому по чуть-чуть и ничему до конца, но нужно уметь видеть то, что тебе не по зубам. Это – очень важное качество, и я рада, что оно у меня есть. Естественно, мне хочется, мне завидно, если кто-то может, а я нет, но, наверное, я буду искать «мое», свою нишу. Я знаю, что такого места я еще не нашла, но я пытаюсь, много об этом думаю, и – если Бог даст – найду.
Здорово, что ты можешь с такой легкостью говорить о своих недостатках!
Знаешь, я не люблю очень хороших людей. Очень плохих тоже не понимаю, но к ним все равно отношусь с большим доверием. Потому что если человек все время делает гадости, то я думаю, что он просто очень подавлен или обижен, и начинаю искать в нем что-то положительное. А если человек позиционирует себя как полностью позитивную личность, то начинаешь искать подвох: князей Мышкиных-то: раз, два – и обчелся! Я начинаю думать, что такие люди скрывают в себе какие-то страшные пороки. Не могу: не верю. И к себе я также отношусь. Не может быть человек все время хорошим, и это не плохо. Просто про себя нужно все знать. Я, например, знаю, что я не ангел во плоти: жесткая, амбициозная…Но трудоголик! И моя требовательность порой обижает даже друзей, но что с этим поделаешь... В итоге, когда остаешься сам с собой, понимаешь, что это – прямой путь в одиночеству, но каждый человек одинок...
Какое твое главное достижение в работе над собой за последнее время?
За последний год или два я научилась искренне радоваться за успехи других людей. Для меня это очень большой этап. Раньше я не могла радоваться, когда у кого-то хорошо, а у меня – плохо. Сейчас мое мировоззрение сформировалось таким образом: я думаю, что буду счастлива от других вещей. Чужое счастье – это не то, что у меня отняли; мое счастье – впереди, оно – в другом. Это болезненное, но безумно ценное приобретение.
А какие люди тебе интересны? Кто твои друзья?
У меня до последнего года была единственная настоящая подруга. Она живет в Новосибирске, поэтому мы могли созваниваться только раз в неделю. А уж когда встречались, то общались просто дни и ночи напролет, не разлучались, держались друг за друга, потому что мы родные души. Сейчас появились в Москве такие люди, которые меня понимают и принимают такой, какая я есть, перед которыми не нужно лукавить и «накладывать макияж». Какие они? Они такие же, как я. Есть более удачливые, есть менее социальные, но более глубокие – они разные, но все честные, открытые, искренние, веселые. Я перестала общаться с тяжелыми людьми, как только сама стала чуть легче относиться ко всему. Мне нравятся люди с идеями, желаниями что-то изменить. Некоторые – творческие личности, другие не имеют к искусству никакого отношения. Мне интересны те люди, которые не бояться изучать разные точки зрения и которые не говорят о том, чего не знают. Чтобы иметь свое мнение, нужно самому этот процесс пройти, все попробовать. Для этого нужно потрудиться, почитать, поучить что-то, поинтересоваться, исследовать – провести работу. А потом, когда ты покопался в подробностях, ты можешь сесть и подумать: а как я лично к этому отношусь, учитывая все то, что мне открылось? А слушать чьи-то мнения и составлять какие-то поверхностные суждения – это сейчас, к сожалению, такой популярный способ общения. Это мне скучно.
Ты легко расстаешься с людьми?
Трудно… Очень трудно…Такая «прилипчивость», чего бы это ни касалось. Есть люди, которых я априори не принимаю, и с ними я безболезненно расстаюсь. Но если я с людьми долго общалась и привязалась, то этот процесс невероятно тяжек. С кровищей...
Хотя борюсь с собой. Нужно уметь расставаться – это касается всего: и друзей, и работы, и места
жительства...
Неужели тебе не тяжело жить в Москве?
Я очень люблю природу, причем во всех ее проявлениях. Конечно, первое время было тяжело в Москве: другая, нежели в Сибири, экология, вода…
а потом привыкла. Можно жить, где угодно. Нужно самому создавать себе такое пространство, в котором тебе будет удобно, комфортно. Я хотела жить в Москве. Но, думаю, я здесь проживу еще недолго – не знаю, просто предчувствие. Когда я только приехала в Москву, она мне очень не нравилась, я не любила ее жителей. Но постепенно я начала находить какие-то прелести. Они прежде всего связаны с нашей историей, культурой, природой. Есть и люди замечательные.
Ответить что-то на эту реплику я была не в силах. Нет, мне было, что спросить, скажу больше: десятки, нет – сотни вопросов роились в моей голове. Но я пришла к осознанию того, что та информация, которая уже мною получена, даст поводов для раздумий на долгие-долгие дни. Что-то во мне пошатнулось, что-то преломилось за эти два часа. Что?.. Над этим я думаю и по сей день, хоть и со дня нашей встречи уже прошло огромное количество времени.
Может быть, дело в моей наивности, молодости, желании впитывать в себя, как губка, все самое лучшее, самое интересное. Но с каждым днем я все больше склонясь к мысли о том, что этот человек «не случайно» появился в моей жизни...
«Ведь если звезды зажигаются - значит, это кому-нибудь нужно?..»(с)